В современных русских романах лёд – самое востребованное вещество: холодный, свободный от любви герой, снижая градус эмоций, решает проблемы, которые поставляет ему эгоцентризм. Такова ситуация в прозе Иличевского и Елизарова, Липскерова и Лимонова, Сорокина и Пелевина, Пепперштейна и Сенчина. Невротическое отрицание нравственного света, повседневного добра и сердечного участия в делах мира многих отвращает от литературы нашего века.

У Майи Кучерской температура текста значительно выше. Она свидетельствует о пригодности жизни для радости. Главные персонажи романа «Тётя Мотя» пребывают в кризисе, временами склоняются к философии, выраженной в захлёбывающемся «немогубольшежить», но последней, самой устойчивой правдой это торопливое слово не становится. «Мягкий утренний свет» заливает первую страницу романа, приветственный крик – «здравствуй, любовь!» – звучит на последней. Он обращён к только что родившемуся младенцу. Его мама сюжетом судьбы напоминает госпожу Бовари и Анну Каренину, может отравиться мышьяком или броситься под поезд, но, спасаемая автором, отправляется в роддом.

Ос­та­вив по­за­ди тру­ды школь­но­го сло­вес­ни­ка, трид­ца­тид­вух­лет­няя Ма­ри­на («Тё­тя Мо­тя») ра­бо­та­ет кор­рек­то­ром в шум­ной га­зе­те. У неё есть се­мья, не при­но­ся­щая сча­с­тья: ино­гда уда­ёт­ся по­лу­чать ра­дость от об­ще­ния с ма­лень­ким сы­ном Тё­мой («Теп­лым»), а вот муж Ко­ля, ма­ло­раз­го­вор­чи­вый ком­пью­тер­щик, стал вос­при­ни­мать­ся как знак по­всед­нев­ной ру­ти­ны, от­сут­ст­вия лу­чи­с­той люб­ви. Муж – вя­лая, пред­ска­зу­е­мая, дав­но про­чи­тан­ная про­за, а не­об­хо­ди­ма по­эзия.

Тё­тя Мо­тя на­чи­на­ет ду­мать о вы­со­ком чув­ст­ве и на­хо­дит его в об­ра­зе 50-лет­не­го те­ле­ве­ду­ще­го Ла­ни­на («Ми­ша») – опыт­но­го баб­ни­ка, про­во­дя­ще­го вре­мя в пу­те­ше­ст­ви­ях. Лю­бов­ни­ки го­во­рят друг дру­гу пре­крас­ные сло­ва и ожи­да­е­мо ба­рах­та­ют­ся в од­ной по­сте­ли. Тё­тя Мо­тя пред­ла­га­ет же­на­то­му Ла­ни­ну жить вме­с­те, по­лу­ча­ет от­каз и ре­ша­ет на­всег­да по­рвать с ним. Бы­с­т­ро воз­вра­ща­ет­ся, им сно­ва хо­ро­шо в при­ят­ной бе­зот­вет­ст­вен­но­с­ти. Она лю­бит, лю­бит – как ни­кто и ни­ког­да, но вдруг об­на­ру­жи­ва­ет, что сти­хи, по­лу­ча­е­мые от Ла­ни­на, на­пи­са­ны не им, а взя­ты на­про­кат у се­рь­ёз­ной по­этес­сы. Тё­те про­тив­но, она сно­ва хо­чет и ни­как не мо­жет уй­ти. Ме­чет­ся – по рус­ской про­вин­ции, по Ис­па­нии, сна­ча­ла с сы­ном, по­том без. На­чи­на­ет за­хлё­бы­вать­ся в бле­во­ти­не – и от тух­лых эмо­ций, и от ос­т­ро­го ток­си­ко­за. Шан­сы на от­цов­ст­во му­жа и лю­бов­ни­ка: 50 на 50.

Фа­бу­ла сиг­на­лит о жа­н­ре «жен­ско­го ро­ма­на». По­мня о дру­гих тек­с­тах Ку­чер­ской – о «Со­вре­мен­ном па­те­ри­ке», о «бо­ге дож­дя» и пуб­ли­ци­с­ти­че­с­ких вы­ступ­ле­ни­ях, – есть смысл пред­по­ло­жить: про­стая ис­то­рия скры­ва­ет в се­бе по­тен­ци­ал бе­се­ды о пу­тях хри­с­ти­ан­ст­ва в со­вре­мен­ном ми­ре, о его при­сут­ст­вии в судь­бах лю­дей, да­лё­ких от во­цер­ков­ле­ния. Ко­неч­но, здесь не явит­ся Бог, ко­то­рый уви­дит, что вы­тво­ря­ет Тё­тя Мо­тя, и ска­жет с тол­сто­вской ка­те­го­рич­но­с­тью: «Мне от­мще­ние, и Аз воз­дам». Жи­тей­ское бо­го­сло­вие Майи Ку­чер­ской не до­пу­с­тит во­ца­ре­ния ада на под­кон­т­роль­ной ей тер­ри­то­рии.

Фи­ло­лог по об­ра­зо­ва­нию, Тё­тя Мо­тя не ин­те­ре­су­ет­ся ус­той­чи­вы­ми смыс­ла­ми, она пы­та­ет­ся на­сы­тить жизнь по­сто­ян­но ме­ня­ю­щи­ми­ся об­ра­за­ми сча­с­тья. Са­ма при­во­ро­жи­ла бу­ду­ще­го му­жа, при­шед­ше­го чи­нить ком­пью­тер, и до­улы­ба­лась ему до са­мой свадь­бы, вско­ре об­на­ру­жив, что не­воз­мож­но лю­бить че­ло­ве­ка, ко­то­рый не вы­но­сит му­сор, не мо­ет за со­бой по­су­ду, не ме­ня­ет еже­днев­но но­с­ки и бе­рёт же­ну гру­бо, по­рою ды­ша пе­ре­га­ром. Кре­с­ти­лась под вли­я­ни­ем по­дру­ги, не­сла ве­ру око­ло го­да, а по­том пе­ре­ста­ла по­ни­мать, что у нас за ре­ли­гия, не спо­соб­ная ор­га­ни­зо­вать удоб­ных для че­ло­ве­ка от­но­ше­ний со сво­им те­лом, с не­ис­ся­ка­е­мой чув­ст­вен­но­с­тью.

Су­е­тли­вый бег ге­ро­и­ни за на­слаж­де­ни­ем, её ква­зи­по­э­зия – го­ри­зон­таль по­ве­ст­во­ва­ния, дви­же­ние по за­мк­ну­то­му кру­гу, с воз­вра­ще­ни­ем в точ­ку не­до­воль­ст­ва со­бой и жиз­нью. Вер­ти­каль – в об­ра­зе про­вин­ци­аль­но­го учи­те­ля ис­то­рии Го­лу­бе­ва, ко­то­рый рас­ска­зы­ва­ет о сво­ём ро­де: о де­де-свя­щен­ни­ке, о ма­те­ри, о жи­те­лях до­ре­во­лю­ци­он­но­го Ка­ли­но­ва, яв­ля­ю­щих при­мер «тра­ди­ции» и «окуль­ту­рен­но­го про­ст­ран­ст­ва».

Сер­гей Пе­т­ро­вич Го­лу­бев – этот ар­хи­ерей ин­тел­ли­ген­ции – сло­вом и де­лом по­ка­зы­ва­ет, как ва­жен ук­лад, без ко­то­ро­го «нет жиз­ни, нет на­сто­я­щих лю­дей». Имен­но это­го ли­ше­на Тё­тя Мо­тя, вос­при­ни­ма­ю­щая ста­ро­рус­ские сю­же­ты как по­тря­са­ю­щий ро­ман, под­ни­ма­ю­щий на­ст­ро­е­ние, но ни­как не ме­ня­ю­щий жизнь.

«Из-за спи­ны все­го рус­ско­го ми­ра, пол­но­го уни­же­ний, на­си­лия над сла­бым, раб­ст­ва од­них и упо­е­ния вла­с­тью дру­гих, и без­на­ка­зан­но­го сла­до­ст­ра­с­тия – всё рав­но по­гля­ды­ва­ло пред­став­ле­ние о нор­ме, за­ко­нах, тра­ди­ци­ях», – у этой мыс­ли глав­ной ге­ро­и­ни осо­бый ритм. Мо­тя ча­с­то за­ды­ха­ет­ся, вот и здесь так мно­го уси­лий ухо­дит на пер­вую часть фра­зы, на со­зда­ние об­ра­за ди­кой Рос­сии, что по­сле «ти­ре» на­сту­па­ет вре­мя су­хо­сти, слов­но на­до обя­за­тель­но го­во­рить, а не очень хо­чет­ся.

Есть у Тё­ти по­дру­га – пра­во­слав­ная жен­щи­на Та­ня («Тиш­ка»), бес­ст­ра­ст­но вы­шед­шая за­муж за вра­ча Бо­рю и ро­див­шая ку­чу де­тей. По­эзии чувств здесь нет. Муж гу­ля­ет, ино­гда про­сто зве­ре­ет в из­ме­нах. «Ру­мя­ная и стат­ная» Та­ня, спо­соб­ная вы­гнать су­пру­га и в нуж­ный мо­мент пу­с­тить его об­рат­но, мно­го слов на­прав­ля­ет про­тив «куль­та люб­ви». Важ­нее при­нять че­ло­ве­ка та­ким, ка­кой он есть, не­сти на се­бе ка­зу­сы его на­ту­ры, тер­петь, спо­кой­но до­ка­зы­вая, что те­бе по­слан­ная се­мья и есть един­ст­вен­но воз­мож­ный рай. В ре­чах и не­то­роп­ли­вом су­ще­ст­во­ва­нии Мо­ти­ной по­дру­ги Бог – ук­лад, фор­ми­ру­ю­щий пе­ре­но­си­мую по­всед­нев­ность. Вро­де всё пра­виль­но, но ког­да Та­ня по­яв­ля­ет­ся в ка­д­ре, в ро­ма­не Ку­чер­ской ста­но­вит­ся как-то зяб­ко.

Мо­жет ли ук­лад ока­зать­ся вы­рож­де­ни­ем ве­ры и до­б­рой ре­ли­гии? У Майи Ку­чер­ской на­хо­дим по­ло­жи­тель­ный от­вет. «Буб­ни­вое вен­ча­ние» Ма­ри­ны и Ко­ли не ос­вя­ти­ло их брач­ную жизнь. Ор­то­док­саль­ная рус­ская баб­ка по­гу­би­ла вну­ка, за­ста­вив не­ве­ст­ку по­стить­ся по сре­дам и пят­ни­цам. Дед Го­лу­бе­ва, учась в се­ми­на­рии, по­нял, что «бла­го­че­с­ти­вое пре­да­ние» ча­с­то не име­ет ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к ре­аль­но­с­ти. Ди­рек­тор шко­лы За­до­хин, вы­гнав­ший Сер­гея Пе­т­ро­ви­ча из учи­те­лей, – монстр офи­ци­аль­но­го ри­ту­а­лиз­ма: де­тям и кол­ле­гам по ра­бо­те он при­нёс сло­ва о «хри­с­ти­ан­ском со­зна­нии» и «го­су­дар­ст­вен­ном мы­ш­ле­нии», о «на­ци­о­наль­ном ин­стинк­те», «Ос­ля­бе и Пе­ре­све­те» и це­ле­со­об­раз­но­с­ти кур­са «Ос­но­вы пра­во­слав­ной куль­ту­ры». Бо­га ри­ту­а­ла и па­фос­ной ри­то­ри­ки Ку­чер­ская дер­жит на рас­сто­я­нии.

Что про­ис­хо­дит при встре­че и сов­ме­ст­ном дви­же­нии ин­тел­ли­ген­ции и ре­ли­гии? Илья Го­лу­бев, пе­ре­жив в се­ми­на­рии ата­ку «кри­ти­че­с­ко­го ме­то­да», со­хра­нил ве­ру и стал свя­щен­ни­ком. Его дочь Ири­на вну­т­рен­нюю ре­ли­ги­оз­ность пе­ре­нес­ла на слу­же­ние на­уке. Пре­бы­ва­ние в ря­дах ин­тел­ли­ген­ции для Ири­ны по­доб­но мо­на­ше­ст­ву. За ма­те­рью идёт сын Сер­гей – учи­тель ис­то­рии, спо­соб­ный по­ка­зать её по­эти­че­с­кое при­сут­ст­вие да­же в  мел­ких фак­тах не­ве­ли­ких би­о­гра­фий. Без­дет­ный Сер­гей Пе­т­ро­вич Го­лу­бев – по­след­ний в ро­ду, за ним не вид­но че­ло­ве­ка, го­то­во­го за­щи­тить этот ук­лад, ре­ли­гию ин­тел­ли­ген­ции.

Кем-то ведь на­до быть: «свя­щен­ни­ком», «учи­те­лем», «же­ною», «ма­те­рью». В при­зва­нии, ко­то­рое ста­но­вит­ся смыс­лом жиз­ни, уже есть не­при­ду­ман­ная ре­ли­ги­оз­ность, поз­во­ля­ю­щая из­ба­вить­ся от «жар­кой по­хо­ти и жиз­нен­ной по­га­ни». Ин­тел­ли­ген­ция то­же име­ет свою вер­ти­каль. Но как же бы­с­т­ро она ис­че­за­ет, ког­да про­ис­хо­дит вы­рож­де­ние ум­ных, на­чи­тан­ных лю­дей в об­слу­жи­ва­ю­щий пер­со­нал, в хо­ро­шо обу­чен­ных ра­бов, пред­наз­на­чен­ных за­ни­мать­ся тех­но­ло­ги­ей или ди­зай­ном!

Как быть хри­с­ти­а­ни­ном кор­рек­то­ру иди­от­ской га­зе­тён­ки, рас­пу­ха­ю­щей от мен­таль­но­го спа­ма? Есть ли своя ду­хов­ная вы­со­та у те­ле­ви­зи­он­щи­ка, со­зда­ю­ще­го об­ра­зы для вы­год­но­го со­про­вож­де­ния рек­ла­мы? Мож­но ли удер­жать­ся в гра­ни­цах лю­бо­го нрав­ст­вен­но­го ук­ла­да си­с­тем­но­му ад­ми­ни­с­т­ра­то­ру, на до­су­ге унич­то­жа­ю­ще­му вра­гов в ком­пью­тер­ной иг­ре? Ко­неч­но, мож­но, ведь жизнь ми­ло­серд­на. Од­на­ко пра­ва и Ку­чер­ская, по­ка­зы­ва­ю­щая, как жизнь по­стин­тел­ли­ген­тов тре­щит по швам.

В этом кон­тек­с­те зна­чим путь Ко­ли, му­жа Тё­ти Мо­ти. В квар­ти­ре бу­ду­щей же­ны про­стой па­рень за­ме­тил кни­ги и за­хо­тел по­ме­нять ро­до­вую участь, вой­ти ту­да, где чув­ст­ву­ют и по­ни­ма­ют. Увы, Тё­тя, на­пла­вав­шись в мо­ре му­д­рых тек­с­тов, дав­но уто­ну­ла в этой пу­чи­не и не зна­ет ни од­но­го пре­об­ра­жа­ю­ще­го сло­ва. Быт да­вит, су­е­та жрёт, стра­с­ти зо­вут к при­клю­че­ни­ям, все­мир­ное зна­ние мол­чит. Ко­ля си­дит за ком­пью­те­ром или за­ни­ма­ет­ся кай­тин­гом, рас­се­кая вол­ны. Же­на, се­туя на от­сут­ст­вие в му­же ди­на­мич­но­го ин­тел­лек­та и твор­че­с­ко­го ло­с­ка, ищет их на сто­ро­не.

Ко­ля пе­ре­жи­ва­ет, бро­дит не­вда­ле­ке от ал­ко­го­лиз­ма и бе­зу­мия, а по­том ока­зы­ва­ет­ся во Вьет­на­ме, где учи­тель Динь со­об­ща­ет рус­ско­му стра­даль­цу кон­ту­ры вер­но­го пу­ти: «Лишь по­гру­зив­шись в Тао, в бес­ко­неч­ное си­я­ю­щее про­ст­ран­ст­во бо­же­ст­ва, ты мо­жешь объ­е­ди­нить­ся с ду­шой сво­ей воз­люб­лен­ной на­всег­да, и не толь­ко воз­люб­лен­ной. Это со­еди­не­ние и есть бла­жен­ст­во. По­то­му что не зна­ет из­мен, не ве­да­ет об­ма­нов, та­кая лю­бовь не пре­ры­ва­ет­ся и су­ще­ст­ву­ет все­гда». «Про­хлад­ный сквоз­ня­чок ино­го ми­ра» ос­ту­дил рев­ни­во­го му­жа, обес­пе­чил не­об­хо­ди­мую ане­с­те­зию, ото­рвал от ком­пью­те­ра, за­ста­вил сме­нить про­фес­сию. По­жа­луй, имен­но Ко­ля, об­ре­тая свой буд­дизм, со­вер­ша­ет са­мый за­мет­ный по­сту­пок в ро­ма­не. Он ус­тал и по­лу­чил ус­по­ко­е­ние.

Ки­тай – важ­ней­шая, по­сто­ян­но воз­вра­ща­ю­ща­я­ся те­ма «Тё­ти Мо­ти». Здесь чи­та­ют фи­ло­соф­ские трак­та­ты, на­пи­сан­ные в Под­не­бес­ной, пе­ре­во­дят и дек­ла­ми­ру­ют вос­точ­ных сти­хо­твор­цев, хва­лят ки­тай­ский чай и по­свя­ща­ют жизнь его рас­про­ст­ра­не­нию в Рос­сии. Ки­тай­ское со­зна­ние про­пи­та­но по­эзи­ей, ос­во­бож­да­ю­щей ус­тав­ше­го че­ло­ве­ка от ри­ту­а­лов, за­учен­ных мо­литв, дог­ма­ти­че­с­ко­го бо­го­сло­вия и цер­ков­но­го ка­лен­да­ря.

Из­мо­ча­лен­ную стра­с­тя­ми Мо­тю не­труд­но пред­ста­вить с но­вым ли­цом, на ко­то­ром сто­ит буд­дий­ская пе­чать от­ре­шён­но­с­ти от всех блуд­ли­вых ла­ни­ных. В фи­на­ле ро­ма­на она пред­ста­ёт «ма­те­рин­ским жи­вот­ным», что­бы лю­бить но­во­го ре­бён­ка, но на­дол­го ли хва­тит этой фи­ло­ло­ги­ни, по-на­сто­я­ще­му ин­те­ре­су­ю­щей­ся лишь соб­ст­вен­ны­ми эмо­ци­я­ми?

Рус­ская ре­ли­гия – вод­ка: жар по­ка­я­ния, ви­де­ния су­да, го­ре­ние ду­ши, боль­ше не зна­ю­щей ком­про­мис­сов. Ки­тай­ская му­д­рость – чай: не­спеш­ный, па­ху­чий, шеп­чу­щий о чём-то еди­ном, су­ще­ст­ву­ю­щем без вре­ме­ни и про­ст­ран­ст­ва. На­ша ве­ра – ог­нен­ный на­пи­ток, по­лу­чен­ный при сме­ше­нии про­зре­ний и па­де­ний, фор­ма­ли­зо­ван­ных за­ко­нов и уди­ви­тель­ной мяг­ко­с­ти ду­ши. Ки­тай ров­нее, рав­но­душ­нее, сво­бод­нее от со­зер­ца­ния ан­ге­лов и де­мо­но­ло­гии. В ро­ма­не Майи Ку­чер­ской ки­тай­ское и рус­ское со­су­ще­ст­ву­ют, до­ста­точ­но точ­но вы­яв­ляя об­раз со­вре­мен­но­го ин­тел­ли­ген­та, ко­то­рый боль­ше хо­чет от­дох­нуть, чем спа­с­тись. Впол­не по­нят­ное же­ла­ние, к ко­то­ро­му ав­тор «Тё­ти Мо­ти» при­слу­ши­ва­ет­ся.

Ав­тор­ская по­зи­ция здесь – тер­пи­мость, жен­ская со­ли­дар­ность, же­ла­ние не до­пу­с­тить тра­ги­че­с­ких кол­ли­зий, при­зван­ных ок­ра­сить про­ст­ран­ст­во тек­с­та в чёр­ный цвет. Бог дол­жен быть не­на­вяз­чи­во ря­дом, но не сту­чать в серд­це, не вла­мы­вать­ся в дверь на­ше­го со­зна­ния. Бог – не ра­ди­каль­ный по­сту­пок, а ин­ту­и­ция для­ще­го­ся су­ще­ст­во­ва­ния, при­ни­ма­ю­ще­го че­ло­ве­ка в лю­бых соп­лях. Эта ин­ту­и­ция поз­во­ля­ет со­вре­мен­ной Ка­ре­ни­ной со­хра­нить­ся.

Ку­чер­ская не до­пу­с­ка­ет от­се­че­ний, ни­ко­го ни­чем не хо­чет да­вить – ни по­ез­дом, ни иде­я­ми, от ко­то­рых сра­зу вспо­те­ешь с ног до го­ло­вы. И по­ба­и­ва­ет­ся клас­си­че­с­кой Рос­сии, над ко­то­рой не­сёт­ся ли­хое «Под­мо­ро­зить!» – при­зыв Кон­стан­ти­на Ле­он­ть­е­ва, со­еди­нив­ше­го ви­зан­тий­ский огонь и сне­га рус­ской рав­ни­ны. А раз­ве мы не бо­им­ся? Раз­ве не го­во­рим се­бе, пусть уж луч­ше Pussy Riot пры­га­ют воз­ле ал­та­ря, чем цер­ков­но-го­су­дар­ст­вен­ный суд раз­би­ра­ет­ся с оче­ред­ным ере­ти­ком? Майя Ку­чер­ская от­ве­ча­ет на на­ши стра­хи про­хла­дой чай­но­го ро­ма­на, и это очень че­ст­ный от­вет. На­до вос­при­нять его как при­гла­ше­ние к ра­бо­те ис­то­ри­о­соф­ской мыс­ли. О чув­ст­вах Тё­ти Мо­ти и без нас най­дёт­ся ко­му по­вз­ды­хать