Каталог статей
Ирония и самоирония в диалоге Нового света со Старым
Вышедшие в 1869 году «Простаки за границей» сразу же становятся бестселлером [2, 493]. Уже сам факт чрезвычайной популярности книги обретает весьма симптоматический характер, если его соотнести с американской жизнью, американской культурой того времени. К тому же не будем забывать, что этим произведением в общем-то мало кому известного тогда прозаика по сути было положено начало творческой биографии писателя, которого со временем У.Д. Хоуэллс назовет «Линкольном нашей литературы… Самой сущностью американизма», а В.Л. Паррингтон «выразителем местного западного колорита и в то же время голосом всей Америки» [3, 130], особо отметив «подлинно демократическое уважение к человеку» писателя [3, 132]. Поэтому далеко не случайно «Простаки за границей», по словам одного из исследователей прозы Твена, «питали наш крепнущий национализм и ослабляли романтическую привязанность к Европе» [2, 492].
В том, что книга вызвала такой резонанс, немаловажную, если не решающую, на наш взгляд, роль сыграла ирония. Именно авторская ирония в произведении становится чрезвычайно важным, во многом жанрообразующим фактором. Можно согласиться с П. Балдицыным, считающим, что «ведущим мотивом «Простаков за границей» стало постоянное сравнение Старого и Нового Света, проникнутое пафосом отрицания традиций и преклонения перед Европой» [1, 32]. К сожалению, П. Балдицын не уделил должного внимания специфике иронического в тексте.
В жанровом отношении «Простаки за границей» весьма напоминают цикл путевых очерков с присущей им традиционной документальностью. Однако, в отличие от очерковой литературы эпохи Просвещения и «физиологий» века 19-го, он не претендует на то, чтобы в первую очередь удовлетворить познавательный интерес читателя. Его основное значение иное – выразить отношение автора к «жизненному материалу», то есть используется Твеном преимущественно как повод, необходимое условие, чтобы прозвучала авторская оценка, причем далеко не положительная. Кроме того, Твен предпочитает не столько с документальной точностью передать увиденное, сколько поделиться с читателем своим впечатлением от него и своим размышлением по его поводу. Подобное обращение с жизненным материалом нужно рассматривать как логическое следствие исходной авторской установки – затеять на страницах книги принципиальную полемику с давней традицией той же очерковой литературы излишне почтительного и даже подобострастного, на взгляд Твена, отношения к культуре Старого света. Полемическая направленность повествования самым решительным образом сказалась и на его традиционно монологической форме, органически связанной с центральной фигурой рассказчика. В итоге завязывается спровоцированный автором спор, столкновение различных, и более того, контрастных точек зрения: традиционной и авторской. В контексте этого спора традиционно абсолютное перестает быть таковым и со всей определенностью обнаруживает свой весьма относительный, двойственный характер. В свою очередь происходит и своеобразное раздвоение повествовательной структуры, своего рода диалогизация вышеупомянутого авторского монолога. Он тоже перестает быть таковым: наряду с, казалось бы, одним главным объектом – Старый свет – дополнительно возникает еще один, не менее важный – Новый свет – и оба они по воле автора вовлекаются в неизбежный и длительный диалог. Важнейшим средством для осуществления такой стратегии, а заодно и жанровой, по сути, трансформации становится у Твена не что иное, как ирония.
Отмеченные в свое время В.Л. Паррингтоном противоречия Америки «позолоченного века», нашедшие свое отражение в творчестве Твена, предопределили заметную неоднозначность авторской иронии. Она также «двоится» на иронию, обращенную к Старому свету, и иронию, направленную в адрес Нового света, или же авторскую самоиронию.
«Первую иронию» позволяет себе автор как выразитель той самой лучшей стороны своей культуры, о которой упоминает Паррингтон. Она обращена к слишком затянувшейся власти традиций средневековой культуры над сознанием жителей Старого света, что сковывает их творческие силы, задерживает, таким образом, развитие европейской цивилизации, а заодно и культуры Старого света, в которой вчерашний день – историческое прошлое – очевидно довлеет над сегодняшним. К такому прошлому Твен обнаруживает потенциально почти такую же непримиримость, как и его великие предшественники – Рабле, Свифт, Вольтер – но это еще молодой Твен, явно предпочитающий пока юмор сатире. Тем не менее его ирония обретает порой едва ли не саркастический характер («В поповской Италии!» и т.д.).
Авторская самоирония выглядит гораздо более благодушно. Ее предмет – своего рода издержки бурно развивающегося организма, буквально охваченного энтузиазмом активнейшего самоутверждения. Такова сегодняшняя Америка в восприятии автора «Простаков», так много общего на тот момент имевшая с «американской мечтой». Поэтому так убеждающе звучит в XXVI главе первой части книги нескрываемая апология Молодой Америки, заявляющей о своем очевидном превосходстве, в предложенном автором споре Нового света со Старым.
Список использованной литературы
1. Балдицын П.В. Система жанров в творчестве Марка Твена и американская литературная традиция. Автореф. дис. на соиск. уч. степ. доктора филол. наук. – М., 2004.
2. Литературная история Соединенных Штатов Америки. В 3-х тт. Т. 2. – М., 1978.
3. Паррингтон В.Л. Основные течения американской мысли. В 3-х тт. Т.3. – М., 1963.
|
| Категория: Гончаров Ю. В. | Добавил: Hamlet (04.06.2011)
|
| Просмотров: 560
| Рейтинг: 1.0/1 |
|
| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|