ZARLIT

Литературное сегодня

Букеровская конференция-2011 прошла 1 ноября минувшего года в гостинице "Рэдиссон Белорусская” и была посвящена обсуждению "короткого списка” премии "Букер десятилетия”, предлагавшей выбрать лауреата из тех шестидесяти романов, которые составляли букеровские "короткие списки” с 2001-го по 2010 год. В "юбилейный” шорт-лист вошли следующие романы:

1. Олег ПАВЛОВ. "Карагандинские девятины, или Повесть последних дней” (лауреат 2002 года);

2. Захар ПРИЛЕПИН. "Санькя” (финалист 2006 года);

3. Роман СЕНЧИН. "Ёлтышевы” (финалист 2009 года);

4. Людмила УЛИЦКАЯ. "Даниэль Штайн, переводчик” (финалист 2007 года);

5. Александр ЧУДАКОВ. "Ложится мгла на старые ступени...” (финалист 2001 года).

О том, что лучшим романом десятилетия 3 декабря 2011 года будет признан роман Чудакова "Ложится мгла на старые ступени...”, участники конференции знать не могли - но, по сути, разговор был посвящен не столько попыткам спрогнозировать результаты голосования, сколько размышлениям о судьбе романа начала XXI века и о "движении литературы” как таковой. Поскольку одной из задач конференции было подвести итоги минувшего букеровского десятилетия, многие реплики повторяли высказывания, озвученные на более ранних этапах и обсуждениях1, - поэтому в настоящем номере "Вопросов литературы” мы публикуем лишь выдержки из разговора, посвященные общим тенденциям развития литературы и тому, как они отражаются в букеровском зеркале.

В качестве иллюстраций к высказываниям литературных экспертов (критика и литературоведа, Литературного секретаря Букеровской премии И. Шайтанова, писателя и критика, лауреата премии Большая книга-2009 П. Басинского, главного редактора газеты "Культура” Ю. Белявского, прозаика, критика, публициста С. Шаргунова) мы предлагаем подборку эссе о романах, в разное время входивших в короткие списки Русского Букера ("Номер один, или В садах других возможностей” Л. Петрушевской, "Жили-были старик со старухой” Е. Катишонок), и о новом романе Букеровского лауреата-2001 Л. Улицкой "Зеленый шатер”.

Игорь Шайтанов. В этом году свой юбилей отмечает не только Букеровская премия (я имею в виду двадцатилетие Букера в России и предстоящее вручение премии "Букер десятилетия”), но десятилетие отмечает и Букеровская конференция. Просмотрев перечень "конференционных” названий - а, значит, проблем, которые выносились на обсуждение, - я увидел, что там были заданы едва ли не все ключевые для современной литературы вопросы. Показателен и порядок, в котором они задавались.

Вначале, в 2002-м, 2003 году, мы начали обсуждать, какое же место занимает литература в так называемом книжном процессе: как ей, литературе, существовать и как писателю строить отношения со своим "книгопродавцем”. Словесность и коммерция, автор и редактор... Напомню, что когда последняя тема была предложена одним из американских членов Букеровского комитета, в русской среде возникли вопросы: какой редактор, что за редактор? В 2002-м мы не отошли еще от постсоветского шока, и образ редактора долгое время продолжал совпадать у нас с образом цензора...

Потом обсуждение переместилось к проблеме масс-медиа: литература в эпоху СМИ. Одна из самых интересных конференций 2000-х называлась "Роман ли то, что я пишу?”. Ну и, наконец, мы вышли на проблемы современного бытия литературы: "Букеровский роман - искушение массовостью”, "Роман: проект или прозрение?” и "Литература: электронная форма бытия или небытия?”

Я думаю, что в этой аудитории нет необходимости напоминать, в каком букеровском контексте мы приблизились к двадцатилетию премии. В прошлом году, когда победителем была названа Елена Колядина с романом "Цветочный крест”, ко мне, поздравляя меня с этим выбором, подходили разные люди и говорили: ну что ж, Букер кончился, так и должно было быть...

Если на рубеже веков Букер провоцировал полемику своим консерватизмом (или тем, что воспринималось как консерватизм), предсказуемостью решений жюри, то в последние годы все чаще я слышу: куда это Букер двинулся, опережая общее мнение, в правильном ли направлении он развивается?

Павел Басинский. Я вдруг сегодня подумал, что Букер живет ровно столько, сколько живет и сама наша новая страна - он ведь появился в 1991 году! И как в развитии этой страны были моменты положительные и отрицательные, прекрасные и ужасные, так и в букеровском процессе было ровно то же самое. В этом плане Букер, хотим мы того или нет, все равно остается премией, которая в определенном плане лучше, нежели другие премии, зондирует общественное мнение на предмет того... на предмет его отношения к литературе вообще.

Даже последний выбор Букеровского жюри, который мне категорически не нравился, очень интересно высветил отношение разных критиков, разных литературных экспертов к тому, что сегодня вообще происходит в словесности. Вдруг оказалось, что критики одного поколения, одних, вроде бы, взглядов, очень близкие друг другу, дружащие друг с другом, абсолютно не сходятся во мнениях на конкретное произведение, просто диаметрально противоположные мнения высказывают. То есть - одни в ужасе от Колядиной, а другие говорят: нет, это хорошо, знаете, нам это нравится...

Я думаю, Букер в этом плане интересен именно тем, что вот уже двадцать лет он наиболее точно проявляет все то, что происходит с нашей литературой. Я назову сейчас три тенденции, которые Букер действительно выявил; назову, не высказывая к ним своего отношения, воспринимая их как объективную данность - а хорошо это или плохо, я не знаю.

Первое: в современной литературе больше нет безусловных авторитетов. Писателей, на общем отношении к которым сойдутся все, или даже более-менее все, у нас сейчас нет - и боюсь, что в ближайшее время не будет.

Второе: любые литературные прогнозы сегодня бессмысленны, как бессмысленны прогнозы политические и экономические. Может произойти, в общем-то, все, что угодно. Может явиться самый непредсказуемый автор и самое непредсказуемое произведение.

И третье: границы между литературой массовой и серьезной, между литературой элитарной и, условно говоря, народно-буржуазной, - размылись и стерлись. Очевидно, что эта тенденция будет усиливаться.

Юрий Белявский. Мне кажется, пресловутое "новое лицо” Букер начал обретать в 2005 году, после шумного скандала с Денисом Гуцко. Он получил премию за роман "Русскоговорящий” - премию, которую покойный Василий Аксенов отказался вручать, мотивируя это тем, что высшую награду должен был получить не кто иной, как Анатолий Найман. Я думаю, что Найман, безусловно, как писатель более мастеровит, чем Гуцко, но я-то болел именно за Гуцко - потому, что в этот момент была внутренняя потребность в появлении какого-то нового человека; внутренняя надежда на то, что за этими молодыми писателями - настоящее будущее.

Игорь Шайтанов. От Букера действительно довольно рано начали ждать каких-то открытий, потому что ждали открытий от самой литературы 90-х. Но в середине 90-х годов возникло ощущение, что Букер новых имен не открывает, хотя даже среди финалистов они попадались... Еще в 1996 году в литературных кругах бытовало твердое убеждение, что ничего нового Букер не открыл. И первым громким новым именем, которое в тот момент вырвалось, хотя и не получило премии, вырвалось через Букер, было имя Ольги Славниковой - с первым ее романом "Стрекоза, увеличенная до размеров собаки” (это 1997-й). А потом, в самом деле, началось ожидание - кто же придет? И так как побеждали в основном не те, кому прочили эту победу, то на Букер начали поглядывать с опасением. Начали поговаривать: Букер снова выбирает не тех.

Однако что стоит за этими словами: "Букер выбирает”? Вы понимаете, выбирают ведь совершенно разные люди! Это произошло действительно после Гуцко, после 2006 года: разные люди стали пытаться найти, открыть, выбрать какое-то новое имя. И находили - то Елизарова, то Колядину, - а другие разные люди новым именем это отказывались признавать. Почему?..

Сергей Шаргунов. На мой взгляд, премия Букер переживала два периода собственного существования. В первый период создавалось впечатление, что Букер - премия чопорная; должно быть, это было связано в том числе и со структурой зарождающегося литературного процесса, и с книжным рынком, организации которого, в сущности, в тот момент еще не было. Создавалось впечатление, что Букер предпринимает попытку выстроить некоторую иерархию, ориентируясь - это было очевидно - на толстые журналы, переживавшие в эти годы не самые лучшие времена. А сейчас, что ни говори, и Рубен Давид Гонсалес Гальего, и Елена Колядина, и уж тем более Михаил Елизаров - это, конечно, не толстожурнальные авторы (да и "Саньку”, по-моему, "Новый мир” в свое время отверг).

То есть в нулевые годы букеровский вектор поменялся, не так ли? Во многом это обусловлено довольно жесткой конкуренцией на книжном рынке, конкуренцией журналов с "книжным миром”, который начал теснить замедленный, медитативный журнальный "проект”. Существовать в герметичном пространстве, закрытом от внешнего мира, мы больше не можем; речь идет ведь не только о том, где напечатано то или иное произведение - речь идет о стилистике. И мне кажется, что и вправду где-то в 2006 году наметился некоторый перелом.

Хорошо это или плохо - я, как и Павел Басинский, не знаю. В любом случае, желание внести нечто актуальное и социальное в премию, желание каким-то образом освежить картину в букеровских шорт-листах последних лет читается внятно. Мне кажется, итогом этого процесса как раз и служит короткий список "Букера десятилетия”: при всем разнообразии отмеченных здесь авторов некоторый "общий крен” в их романах мне виден. Это, наверное, "крен” в достоверность, в документальность, реализованное желание того самого черного хлеба достоверности, которого долгое время недоставало читателю, пресыщенному пирожными вымысла. Достали из архивов "Карагандинские девятины” О. Павлова, достали мемуарный роман Чудакова... Я помню, что в свое время "Карагандинские девятины” читались мной как нечто свежее и новое в литературе, как документ о суровых, едва ли не "азиатских” армейских буднях, и эта человеческая правда меня одновременно восхищала и ошарашивала: такого тогда еще не было.

Потом подобная проза укоренилась в литературе, у нас появились специалисты по "человеческим документам”. И то, что Букер поддерживает эту линию: в шорт-листе 2011-го есть и "Ёлтышевы”, и "Санька”, - конечно, уже показатель ее "легитимного” утверждения.

Но здесь есть еще один важный, рисковый момент. Я говорю о моменте погони за информационным сообществом. Мне кажется, очень важно сейчас удержаться на этой грани, потому что все тексты, входящие в короткий список, - это прежде всего громкие, известные, прозвучавшие тексты. Они уже были неоднократно засвечены в прессе, в журнальной критике, даже на телевидении... И - как осмыслить эту грань? Ситуация с Колядиной в известном смысле (лично я бы никогда не стал голосовать за Колядину, но я понимаю выбор жюри) показала, что Букер делает попытки и привлечь внимание к премии, и как бы нам не оказаться заложниками информационного мира...

Но что касается сегодняшнего шорт-листа, я, конечно, его всецело приветствую и принимаю, потому что достоверность - это противоядие от той размывающейся, "нулевой”, гламурной действительности, которая нам сегодня наиболее очевидна.

Игорь Шайтанов. Вы говорили очень образно и ярко, показав - как главную тенденцию - победу "черного хлеба” над пирожными. Только я не понял, кто тогда "пирожные”? Владимов, Петрушевская, Маканин, становившиеся победителями Букера 90-х... Это что, создатели кондитерских изделий?

Сергей Шаргунов. Ни в коем случае! Понимаете - я повторюсь, - речь идет прежде всего о стилистике. Речь идет о тенденции, которая ломается, преодолевается самими авторами; возможно, вскоре мы получим новую Петрушевскую - я слежу за ее творчеством и чувствую некоторые изменения, подготовленные изнутри... Стремление к подлинности, желание подлинности, о котором я говорил, меняет авторский почерк - это очевидно. А "пирожными” сегодня можно называть скорее "формульные” жанры, "формульный” очевидный масслит. В противостоянии этим жанрам и литература журнальная, и литература более резкая, книжная, социальная, становятся побратимами.

Игорь Шайтанов. Я позволю себе сделать два заключительных замечания, две реплики. Первая - ответ на утверждение: в литературе нет авторитетов. Вы знаете, я бы сказал, что сегодня они еще есть, но вот завтра - их может не стать. И вторая: о тенденции к достоверности. Два последних выбора Букера, которые мало кого осчастливили: Елена Чижова с романом "Время женщин” (2009) и Елена Колядина, - для меня стали отражением одного и того же явления, движения - к звучащему достоверному слову, к стремлению озвучить роман. Чижова справилась с этой "озвучкой”, на мой взгляд, блестяще; случай Колядиной же интересен мне тем, что это - рывок в том же направлении, попытка языкового расширения, предпринятая человеком, который не умеет этого делать, но чувствует в этом потребность. Жюри 2010 года оценило именно тенденцию, именно возможность, которая реализована не была - но очень важно в нашем случае сегодня эту возможность наметить.

Я бы хотел, чтобы в ближайшее время Букер подобные внутренние возможности продолжал отмечать - и, может быть, более удачно, чем в последние годы. Но это зависит и от успешности осуществления новых возможностей в садах современной литературы.

Текст подготовлен к публикации Е. ПОГОРЕЛОЙ







С Н О С К И

[1] См. материалы предшествующих букеровских конференций в журнале "Вопросы литературы”: "Литература в эпоху СМИ” (2004, № 4); "Роман ли то, что я пишу?” (2005, № 2); "Литературная премия как факт литературной жизни” (2006, № 2); "Букеровский роман: искушение массовостью” (2009, № 3); "Роман: проект или прозрение?” (2010, № 3); "Литература: электронная форма бытия или небытия?” (2011, № 3) и т. д.