Библиотека
В категории материалов: 63
Показано материалов: 1-50 |
Страницы: 1 2 » |
Сортировать по:
Дате ·
Названию ·
Рейтингу ·
Комментариям ·
Загрузкам ·
Просмотрам
|
Бальзак в новелле "Сарразин" пишет такую фразу, говоря о переодетом женщиной кастрате: "То была истинная женщина, со всеми ее внезапными страхами, необъяснимыми причудами, инстинктивными тревогами, беспричинными дерзостями, задорными выходками и пленительной тонкостью чувств". Кто говорит так? Может быть, герой новеллы, старающийся не замечать под обличьем женщины кастрата? Или Бальзак-индивид, рассуждающий о женщине на основании своего личного опыта? Или Бальзак-писатель, исповедующий "литературные" представления о женской натуре? Или же это общечеловеческая мудрость? А может быть, романтическая психология? Узнать это нам никогда не удастся, по той причине, что в письме как раз и уничтожается
всякое понятие о голосе, об источнике. Письмо - та область неоределенности,
неоднородности и уклончивости, где теряются следы нашей субъективности,
черно-белый лабиринт, где исчезает всякая самотождественность, и в первую очередь
телесная тождественность пишущего. |
Изучение романа как жанра отличается особыми трудностями. Это обусловлено своеобразием самого объекта: роман единственный становящийся и еще неготовый жанр. Жанрообразующие силы действуют на наших глазах: рождение и становление романного жанра совершаются при полном свете исторического дня. Жанровый костяк романа еще далеко не затвердел, и мы еще не можем предугадать всех его пластических возможностей. Остальные жанры как жанры, то есть как некие твердые формы для отливки художественного опыта, мы знаем в уже готовом виде. Древний процесс их формирования лежит вне исторически документированного наблюдения. Эпопею мы находим не только давно готовым, но уже и глубоко состарившимся жанром. То же самое можно сказать, с некоторыми оговорками, о других основных жанрах, даже о трагедии. Известная нам историческая жизнь их есть их жизнь как готовых жанров с твердым и уже малопластичным костяком. У каждого из них есть канон, который действует в литературе как реальная историческая сила. Все эти жанры или, во всяком случае, их основные элементы гораздо старше письменности и книги, и свою исконную устную и громкую природу они сохраняют в большей или меньшей степени еще и до нынешнего дня. Из больших жанров один роман моложе письма и книги, и он один органически приспособлен к новым формам немого восприятия, то есть к чтению. Но главное роман не имеет такого канона, как другие жанры: исторически действенны только отдельные образцы романа, но не жанровый канон как таковой. Изучение других жанров аналогично изучению мертвых языков; изучение же романа изучению живых языков, притом молодых. |
|
«„Реализм" — это ужасное слово» — сетовали полтораста лет назад первоназыватели этого литературного движения Э. Шанфлери и Ж. Дюранти, и с ними трудно не
согласиться. Имея, как правило, позитивную оценочную коннотацию, слово
обескураживает хотя бы уже тем, что, наряду со словом «правдивость»,
употребляется «в самом различном и неясном смысле» . За ним и во времени
тянется длинный шлейф противоречивых, даже взаимоисключающих ассоциаций.
Читателю, искушенному в интеллектуальной истории, в понятии «реализм» аукается
эхо далеких и близких идейных битв, в которых оно выступало антагонистом то
«номинализма», то «идеализма», то «позитивизма», то «феноменологизма» и т.д.
Усугубляет путаницу дисциплинарное разноречие: литературовед и философ,
семиотик и психолог используют термин охотно, но каждый по-своему. |
|
История литературы - одна из самых стабильных составляющих нашего филологического образования, его традиционная опора и гордость. Поползновения что-либо радикально переменить или перестроить в этой области парируются обыкновенно по-своему основательным ответом-вопросом: где еще читаются такие же всеобъемлющие обзорные курсы? В каких Соединенных Штатах или даже Франциях обучаемые получают столь же широкое и целостное, системное и связное представление о мировом и отечественном литературном процессе? И разве не заслуживает наработанное поколениями достояние охраны и защиты от неразумных экспериментов? Однако напряжение между гордо-неизменной "классичностью" университетского курса и пестротой, агрессивной изменчивостью его нынешнего социокультурного окружения нарастает и требует реакции. В виде - может быть, прежде всего - осознания пластичности, многоязычия прошлого и открытости его творческому освоению на новый лад, - иначе говоря, того обстоятельства, что оно существует для нас, сегодняшних, в большей степени, чем мы для него. |
|
Основное содержание:
Певец богемы Франсуа Вийон, его жизнь и творчество.
Путешествие Шекспира.
Андрэ Шенье.
Шиллер и его герои.
Байрон на острове св. Лазаря.
Гейне как романтик.
Последние заветы Додэ.
Певец безмолвия и грусти: Жорж Роденбах как поэт и романист.
Идейный драматург екатерининской эпохи: Княжнин и его трагедии.
Грибоедов и армяне.
Пушкин как европейский писатель. |
|
В монографии рассматриваются проблемы современного поэтического творчества одного из наиболее оригинальных русских поэтов С. Кирсанова в контексте русско-украинских литературных взаимосвязей. Анализируются художественная концепция языка поэтических произведений, лингвостилистические особенности творческого наследия, художественная концепция языка поэтических произведений, вклад поэта в развитие русской поэзии XX века. |
|
Сборник включает работы отечественных и зарубежных исследователей, посвященные проблемам эстетики и поэтики гротеска, соответствующим мотивам и образам в творчестве Гоголя, а также проявлениям гротескной образности на разных этапах истории различных национальных литератур.
Предназначается для филологов-литературоведов, студентов филологических специальностей и учителей-словесников. |
|
Систематическое учебное пособие по спецкурсу, которое
может использоваться и в курсах «Введение в литературоведение», «Теория
литературы». Цель пособия - научить грамотно анализировать как произведение в
целом, так и отдельные его стороны: тематику, проблематику, идейный мир,
художественную речь, сюжет, композицию и др. Содержит основы методологии и систему
методических приемов работы с произведением, конкретные примеры анализа, в
основном произведений русской классики. Материалы для самостоятельной работы
(контрольные вопросы, упражнения и т. д.) нацелены на практическое усвоение
курса. |
|
Текст предоставлен порталом Philology.ru и воспроизводится по изданию: Вопросы литературы. - М., 1996, № 2. |
|
Текст предоставлен порталом Philology.ru и воспроизводится по изданию: Вопросы литературы. - М., 1996, № 3. |
|
"…Темы сказок живут в мудрых глубинах человеческого инстинкта, где-то там, в священных подвалах, под семьюдесятью железными столбами, где завязаны узлы национального бытия и национального характера и где они ждут разрешения, свершения и свободы. В эти подвалы национального духовного опыта не проникнуть ни гордецу, ни трусу, ни маловеру, ни криводушному. Но доверчивый и искренний простец, но скромный и храбрый в своей поэтической серьёзности созерцатель – проникают под эти сводов и выводят оттуда рой народных сказок, разрешающих, свершительных и освобождающих. И для него эти сказки не «выдумка» и не «небылица», а поэтическое прозрение, сущая реальность и начальная философия" |
|
Настоящая монография является первым в отечественной науке опытом обобщения комплекса постмодернистских идей как законченной системы художественного мировоззрения.
На материале теоретико-эстетических, философских, литературно-критических трудов США, Франции, Великобритании дается обобщающая картина становления (в 1960-х гг.) и развития (в 1970-1990-х гг.) постструктурализма как эстетической концепции, деконструктивизма как метода анализа художественного произведения, сложившегося постструктурализма, и постмодернизма - особого умонастроения, возникшего из постструктуралистских деконструктивистских эстетических практик. Анализируются эстетические концепции и понятийный аппарат Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Делеза, Ю. Кристевой, Р. Барта, ученых Йельской школы. |
|
В книге представлены ключевые эссе западных теоретиков литературы 1960-1980-х годов, дающие представление о становлении и основных подходах современной литературной теории. Классические работы Дерриды, Бодрийяра, Лиотара, де Мана, Яусса, Изера и др. вводят в проблематику современного гуманитарного знания, знакомят с основными положениями постструктурализма и психоаналитической школы, рецептивной эстетики и постмодернизма, неомарксизма и феминизма. Книга может использоваться как антология для курсов по теории литературы, современной философии, критической теории. |
|
Эта книга обращена ко всем, кто любит или же хочет полюбить поэзию, и, конечно, к тем, кто сам пишет стихи. Она не представляет собою трактат, строгое теоретическое рассуждение о стихе и тем более "руководство”, учебник. Это просто разговор о стихе, свободно переходящий от одной темы к другой, а нередко и возвращающийся к тому или иному важному вопросу. Книга не имеет задачи осветить все — или хотя бы даже все основные — проблемы, связанные с изучением стиха. Да это и невозможно сделать в такой сравнительно небольшой работе. Кроме того, читатель не должен искать здесь
подробного описания различных форм стиха, многообразных поэтических средств и
приемов и т. п. Развернутая систематизация стиховых форм сейчас едва ли
необходима: в последние десятилетия издано несколько солидных исследований и
словарей, специально посвященных этой систематизации.
Главную цель этой книги можно бы определить как стремление показать необычайную трудность, напряженность, сложность дела поэта — дела, которое многие представляют себе упрощенно или слишком смутно. |
|
Что такое роман? Удивительно разнообразие ответов, даваемых на этот вопрос современным литературоведением. Не удивляет, однако, настойчивость, с которой вопрос этот ставится: от понимания жанровой природы романа нередко зависит образ мирового историко-литературного процесса, который у нас складывается. |
|
Эпоха Ренессанса — это переломный этап, когда в Западной Европе совершился
переход от средних веков к Новому времени, а само возникновение ренессансной
культуры связано с разложением культуры средневековой — такова широко
распространенная точка зрения на проблему, обозначенную в заглавии настоящей
работы. При этом представляют себе дело так, будто Возрождение пришло на смену
средневековью, будто оно было не столько одной из причин, сколько следствием
разложения последнего. Сторонники такого подхода полагают, что уже XV век (а в
Италии даже XIV) был для средневековой культуры периодом «осени», «заката»,
«упадка», когда эта культура, внутренне выдохшись и исчерпав свои силы, словно
бы умерла естественной смертью (или по крайней мере оказалась при последнем
издыхании) и почти без сопротивления уступила место молодой, энергичной
культуре Возрождения, вполне восторжествовавшей уже в следующем, XVI столетии. |
|
Первый, кому пришла мысль сравнить живопись и поэзию, был человеком тонкого чутья, заметившим на себе сходное влияние обоих искусств. Он открыл, что то и другое представляют нам вещи отдаленные в таком виде, как если бы они находились вблизи, видимость превращают в действительность; и то и другое обманывают нас, и обман обоих нравится.
Второй попытался глубже вникнуть во внутренние причины этого удовольствия и открыл, что в обоих случаях источник его один и тот же. Красота, понятие которой мы отвлекаем сначала лишь от телесных предметов, получила для него значимость общих правил, прилагаемых как к действиям и идеям, так и к формам.
Третий стал размышлять о значении и применении этих общих правил и заметил, что одни из них господствуют более в живописи, другие — в поэзии, и что, следовательно, в одном случае поэзия может помогать живописи примерами и объяснениями, в другом случае — живопись поэзии.
Первый из трех был просто любитель, второй — философ, третий — художественный критик. |
В чем же тогда значен ие сверхт ипов, «найденных» Тургеневым в статье « Гамлет и Дон-К ихот», почему статья эта была высоко оценена Толстым, который не изменно пр ич ислял ее к лучш им про изведен иям Тургенева и в 1884 г. с восторгом п исал о Дон-К ихоте из стать и Тургенева как самом обаятельном из созданных им образов самоотверженных людей, почему эта статья оказала огромное вл иян ие на последующее разв ит ие л итературы и откл ик и на нее можно обнаруж ить у самых разных русск их п исателей? Раздел ив все существующие психологические типы на две категории — на характеры деятельного и аналитического направления — и связав их психологические отличия с отношением к идеалу, Тургенев прежде всего показал значение идеологии как главного содержательного элемента при формировании типов. Два начала, которые он положил в основу человеческого характера, — анализ, развитие мысли и практическое творчество по воплощению идеи, — в своей совокупности представлялись ему содержанием исторической деятельности человечества.
|
|
Постоянное взаимодействие литературы и мифа протекает непосредственно, в форме
«переливания» мифа в литературу, и опосредованно: через изобразительные
искусства, ритуалы, народные празднества, религиозные мистерии, а в последние
века - через научные концепции мифологии, эстетические и философские учения и
фольклористику. Особенно активно это взаимодействие совершается в промежуточной
сфере фольклора. Народная поэзия по типу сознания тяготеет к миру мифологии, однако, как явление искусства, примыкает к литературе. Двойная природа фольклора делает его в данном отношении культурным посредником, а научные концепции фольклора, становясь фактом культуры, оказывают большое влияние на процессы взаимодействия литературы и мифа. |
|
В книге критически рассматриваются теории знака и символа, в доступной и систематичной форме представлены аксиоматика языкового знака, учение о его бесконечной смысловой валентности, динамический переход от знака к символу и мифу от нерасчлененности простейших языковых единиц к многозначным структурам и насыщенной поэтической образности.
Издание рассчитано на специалистов в области общего языкознания, теории языковых стилей, философии языка. |
|
Сверхтекст пониммется как ряд отмеченных ассоциативно-смысловой общностью в сферах автора, кода, контекста, адресата автономных текстов, которые в культурной практике актуально или потенциально предстают в качестве целостного словесно-концептуального образования. Сверхтекст подчиняется принципам усматриваемой целостности, "вненаходимости", нелинейности, контекстуальности, смысловой центрации. |
|
Реферируемое диссертационное исследование посвящено изучению сверхтекста – текстового феномена, который не укладывается в схему традиционных представлений о каноническом тексте и требует комплексного филологического анализа, совмещающего лингвистический и литературоведческий подходы. Научный интерес к проблеме сверхтекста как ряду самостоятельных произведений словесного искусства, актуально и/или потенциально воспринимаемых в культурной практике (текстовой деятельности) в
качестве целостной единицы, был инициирован известными работами В.Н. Топорова о Петербургском тексте. Из двух конкурирующих терминов – «гипертекст» и «сверхтекст» – мы отдаем предпочтение второму в силу его сопряженности с отечественной традицией изучения стоящего за ним феномена. |
«Текст, - писал М.М. Бахтин на рубеже 50-60 годов ХХ века, -
первичная данность (реальность) и исходная точка всякой гуманитарной
дисциплины». Латинское слово textum, к которому восходят
итальянское testo, английское и немецкое text, французское texte и, наконец,
русское текст, в буквальном смысле означает ткань, связь. По полушутливому
замечанию Р. Барта, при любви к неологизмам можно было бы «определить теорию
текста как гифологию (гифос означает "ткань" и "паутина")» . Таким образом, уже в самом слове текст зафиксирована
семантика собирания и упорядочивания неких единиц, равно как и мысль о
воплощенности созданного таким способом творения. |
|
Давно замечено, что сюжеты, мотивы, поэтические образы и символы часто
повторяются в фольклоре и литературе. И чем древнее или архаичнее это словесное
творчество, тем повторение чаще. Впрочем, традиционные сюжеты, взятые из давно
сложившегося арсенала поэтического воображения, абсолютно господствуют в
литературе Запада вплоть до начала XVIII века, а в литературе Востока до еще
более поздних времен. Большинство традиционных сюжетов восходит на Западе к
библейским и античным мифам, а на Востоке — к буддийским, индуистским и т.п. Но
за этими конкретными традициями, отчасти связанными с высшими религиями, стоит
огромный массив архаических мифов буквально всех стран, весьма однородных и
сходных между собой. |
|
Ранняя работа известного исследователя мифологии и фольклора Е.М. Мелетинского посвящена описанию происхождения и эволюции народной сказки, прослеженных в рождении образа характерного героя - социально обездоленного младшего брата, сироты, бедняка, а также анализу общих социально-исторических контекстов формирования этого художественного жанра.
За время, прошедшее с момента выхода первого издания, книга нисколько не потеряла своей значимости и будет полезна не только студентам гуманитарных специальностей, но и всем, интересующимся историей и теорией культуры. |
|
В 2012 году Елеазару Моисеевичу Мелетинскому, крупнейшему ученому,
чьи работы по исторической поэтике, фольклору, мифологии и литературным архетипам хорошо известны во всем мире, исполняется 94 года. В настоящую книгу включены его избранные статьи разных лет, отражающие широчайший круг научных интересов автора,
а также воспоминания о трагических событиях жизни (войне и тюрьме). |
Мифология - весьма архаическая и вместе с тем очень живучая форма
творческой фантазии. Она выступает доминантой духовной культуры в первобытных и
отчасти древних обществах, господствующим способом глобального концептуализирования.
В первобытной культуре мифология скрепляет еще слабо дифференцированное
синкретическое единство бессознательно-поэтического творчества, первобытной
религии и зачаточных форм донаучных представлений об окружающем мире. Мифология
составляет почву и арсенал ранних форм как религии, так и поэзии. Признание синкретизма мифологии как ее специфической черты не
позволяет отождествить мифологию ни с религией, противопоставляя мифологию
искусству, ни с искусством, противопоставляя мифологию религии.
Известная дифференциация мифов в этом плане происходит по мере развития и
усложнения и религиозных систем, и поэтических жанров. Например, от архаических
мифов о первопредках - культурных героях - путь идет и к сказке, и к
религиозным мифам - легендам о боге-творце. Сама природа мифа двуедина в том
смысле, что мифология представляет собой одновременно определенный набор
представлений о мире и совокупность повествований о конкретных фантастических
персонажах, так называемых богах и героях. Если сопоставить многочисленные
определения мифа, то они отчетливо распадаются на две группы, в зависимости от
того, что взято за основу - "представление" или
"повествование". Дело в том, что по самой своей сущности миф, по
крайней мере первобытный, есть символическое описание модели мира посредством
рассказа о происхождении различных элементов современного мироустройства. |
|
Словесное искусство, по-видимому, возникло позже некоторых других видов искусства, так как его материалом, первоэлементом является слово, речь. Разумеется, все искусства могли появиться только после того, как человек овладел членораздельной речью, но для возникновения словесного искусства требовалась высокая степень развития языка в его коммуникативной функции и наличие довольно сложных грамматико-синтаксических форм. По-видимому, ранее всего появилось изобразительное искусство. Первые декорированные деревянные и костяные предметы (женские статуэтки - палеолитические "Венеры") относятся примерно ко времени за 25 тыс. лет до н. э. Классические памятники европейской пещерной живописи (изображения животных в ориньяке, солютре и мадлен) относятся к 25-10 тыс. лет до н. э. |
|
Монография Е.М. Мелетинского посвящена общим проблемам мифологии, анализу современных теорий мифа и критическому рассмотрению использования мифа в художественной литературе и литературоведении XX века (современное мифотворчество в его отношении к первобытным и древним мифам). Рассматриваются мифология и литература как западного, так и восточного мира. |
|
Архаические памятники героического эпоса и пути дальнейшего формирования героической эпопеи рассматриваются в рамках отдельных национально-исторических "участков", каждый из которых имеет свою специфику. При этом главная задача автора - не выявление специфики каждой культурной "области", а установление общих закономерностей в соотношении догосударственной героико-эпической архаики с первобытно-общинным наследием, с одной стороны, и с более поздними (возникшими на стадии государственной консолидации) эпическими памятниками - с другой. |
|
Монография написана в русле фольклористических идей замечательного отечественного исследователя В. Я. Проппа, 100-летие со дня рождения которого научная общественность отметила в 1995 г. Она посвящена сюжетно-семантическому анализу сказочного повествования (прежде всего, в русской традиции) с применением структурно-семиотических методов, вошедших в арсенал нашей науки более тридцати лет назад. Тогда же была начата работа над настоящей монографией, но завершить ее в то время не удалось (из-за эмиграции одного из соавторов). Однако первые опубликованные части (в тартуских «Трудах по знаковым системам» 1969 и 1971 гг.) имели довольно большой резонанс (Международная премия Питре 1971 г. за лучшую работу по фольклористике; переводы на все основные европейские языки: английский — 1974, итальянский — 1976/1977, немецкий — 1986, французский — 1992) и вошли в основной фонд сказковедческой литературы, хотя давно стали в России библиографической редкостью. Для историков культуры и широкого круга читателей. |
|
Настоящая монография рассматривает жанр новеллы в ее формировании и последующих исторических модификациях вплоть до рубежа XIX—XX вв. При этом исследуются трансформации самых существенных признаков новеллы, а целый ряд подробностей повествовательной техники оставлен в стороне. Меньшее внимание уделено проблеме циклизации новелл и их соотношению с рамой.
В монографии рассматривается только прозаическая новелла (если не считать нескольких замечаний о фаблио). Интереснейшая проблематика стихотворной новеллы еще ждет своего исследователя. В монографии также не рассматриваются такие слабо структурированные малые жанры, как рассказ, очерк и т. п. |
|
О происхождении литературно-мифологических архетипах. Трансформации архетипов в русской классической литературе. Космос и хаос. Герой и антигерой. |
|
Эта книга посвящена происхождению художественного воображения и художественного повествования, происхождению повествовательных литературных жанров. Так как словесное искусство восходит к мифу, а миф, в свою очередь, неотделим от обряда, литературная история начинается с комплекса "миф-ритуал", который является первоначальным источником всей духовной культуры и содержит синкретическое ядро (с точки зрения формальной, а также идеологической) религии и донаучных представлений, музыки, танца, театра и поэзии. Автор настоящей книги, являясь участником европейского структуралистического движения и одновременно продолжателем школы исторической поэтики, выступает против прямолинейного исключительного эволюционизма, но признает стадиальную типологию, которая очевидным образом проявляется в истории культуры. |
|
Монография посвящена сравнительно-типологическому рассмотрению генезиса и классических форм средневекового романа Запада и Востока XI—XII вв. Анализируются средневековые формы романа французского, немецкого, византийского, персидского, азербайджанского, грузинского, японского. Выявляются основные этапы развития средневекового романа, национальная специфика отдельных памятников. |
|
Древнейшая ступень в развитии словесного искусства не может быть изучена с помощью археологических памятников, в отличие от искусства изобразительного и отчасти хореографического (о последнем дают представление изображения магических "плясок" в наскальной живописи). О словесном искусстве на ранней стадии приходится судить на основании живого фольклора народностей, сохранивших этнографически пережиточные формы культуры. Сравнивая между собой фольклорные памятники некоторых этнических групп, сохранивших до XIX-XX вв. отчетливые пережитки ранних стадий культурного развития, мы пытаемся реконструировать некое "первобытное" состояние словесного искусства. Такие реконструкции, однако, очень трудны и недостоверны, так как самые "архаические" племена все же прошли длительный исторический путь развития, и за это время их фольклор, при всей своей стадиальной архаичности, успели приобрести известную изощренность, большую стилистическую украшенность, часто больший объем (в границах отдельного произведения) по сравнению с его древним состоянием. Не следует упускать из вида и возможное влияние более развитого фольклора или даже письменной литературы соседних народов. В этом случае заимствованный материал подвергается вторичной архаизации, но одновременно в какой-то степени модернизируется сама аборигенная традиция. Нечто подобное происходит и на более поздних ступенях в истории фольклора (влияние якутской и бурятской традиции на тунгусскую, монгольской - на бурятскую, тибетской – на монгольскую, архаизация германских героических песен на исландском севере, и т.д. и т.п.) |
|
Гностиками (от греч. gnоsij — знание) принято называть представителей религ. течений, пытавшихся сочетать Евангелие с восточно-эллинистич. *теософией, оккультизмом и мифологией. Расцвет гностицизма приходится на 2-3 вв., но влияние его было более продолжительным. Одна гностическая секта существует и в наше время (мандеи, от арам. слова манда — гнозис, знание).
Поскольку из гностич. среды вышло неск. евангелий, деяний, посланий и откровений, к-рые претендовали на подлинность, гностицизм принадлежит не только к области церк. истории и истории философии, но и к сфере библ. науки. Это тем более очевидно, что отдельные Г. п., возможно, имели в качестве прототипа досиноптическую традицию. |
|
"Барокко” — это одна из сложнейших тем теории литературы, и литературовед,
поставленный перед задачей говорить о барокко, чувствует необходимость
одновременно с описанием, анализом или характеристикой "барочных” явлений
заняться оправданием и самого барокко, т. е. как самого обозначения, так и
самого обозначаемого. Эти обозначение и обозначаемое принимаются нами за
совершенно неразрывное единство, и это утверждение, как понимает автор, само но
себе есть предположение, которое в свою очередь нуждается в оправдании, но,
конечно, не и доказательстве, что лежит за пределами возможностей литературовед
ческой или искусствоведческой науки. Такое предположение входит в общий круг
всего, что должно быть, в своей общей взаимосвязи, оправдано и одновременно с
чем должны быть выявлены основные принципы поэтики этого, оправдываемого "барокко”. |
|
Творчество К.В. Мочульского, одного из лучших литературных критиков русской эмиграции, лишь недавно стало доступно российскому читателю. Статьи и рецензии Мочульского, публиковавшиеся в многочисленных периодических изданиях, впервые собраны в одном томе. Книга воссоздает обширную панораму русской литературы XIX - начала XX века. |
|
Книга Б. Ю. Нормана, известного лингвиста, рассказывает о том, что язык служит не только для человеческого общения, передачи информации, самовыражения личности, но и для многого другого: он развлекает, смешит, удивляет, восхищает… Речь идет о всевозможных разновидностях языковой игры, понимаемой максимально широко. Творцом здесь оказывается обычный человек, а объектом наблюдения и размышления — словесные шутки, анекдоты, каламбуры, массовое поэтическое творчество и т. п., вплоть до речевого кривляния и балагурства. В книге приводится также богатый материал из русской художественной литературы и фольклора, в том числе современного. Завершает книгу юмористический «Энтимологический словарь», удостоенный в свое время премии 16-й страницы «Литературной газеты» и вызвавший целую лавину подражаний. Это на сегодняшний день наиболее полный (более 2000 слов) перечень шутливых словотолкований, у которых, как оказывается, есть и вполне серьезный научный аспект. Книга рассчитана на широкую читательскую аудиторию, прежде всего студентов, школьников старших классов, всех ценителей юмора и любителей русского слова. |
|
Знатоки утверждают, что выражение «ирония судьбы» родилось в XVIII столетии — уж не затем ли, чтобы названный век смог не только теоретически осмыслить, но и воплотить эту иронию в собственной историко-литературной судьбе? Во всяком случае, эпоха, впервые научившаяся почти в той же степени, что и мы сегодня, ценить новизну и оригинальность, ныне дает повод авторитетным отечественным литературоведам усомниться в том, что этими качествами обладает она сама: здесь «новое, — пишут они, — проявляется не столько своими конкретными предвестиями, сколько полной исчерпанностью старого». Впрочем, и зарубежные специалисты отдают себе отчет в том, что, как ни жаль, ныне престижность века связана прежде всего не с высокой оценкой и не с широкой исследовательской увлеченностью его художественными достижениями, а с тем, что этому столетию приписывают решающую роль в повороте западной культуры к рационализму, свободе, счастью — идеям, и сегодня обладающим ценностью для человечества . Другое дело, что подобное отношение к литературе века Поупа и Вольтера, Дидро и Шиллера, Прево и Лессинга и Бомарше, Голдсмита и Руссо, Ричардсона и Гете — этот ряд, конечно, может быть существенно дополнен — не кажется, при всей его распространенности, ни объективным, ни справедливым. |
|
Расположенный между двумя литературными периодами, носящими определения,
выражающие их несомненную культурную доминанту, — эпоха Возрождения, эпоха
Просвещения — «XVII век» как историко-литературный период уже ввиду отсутствия
подобного обобщающего названия заостряет вопрос о целостности и
самостоятельности развивающегося в его хронологических рамках типа словесной
культуры. Эта проблема достаточно давно будоражила умы специалистов — историков
и философов, литературоведов и искусствоведов. Примечательно в то же время, что
одним из удивительных следствий эволюции во времени историко-литературного
образа XVII столетия является, как кажется, то, что, чем более широким
становится круг писателей, чье творчество оценивается сегодня выше, чем ранее,
в XIX в., чем меньше становится забытых имен, мало изученных литературных
явлений, жанров, иными словами, чем большими подробностями обрастает этот
«образ литературной эпохи», тем он менее отчетлив и в своих контурах, границах,
и в своем внутреннем общем содержании, тем хуже поддается попыткам выразить в
едином слове его эстетическое своеобразие. |
|
Категория жанра в современном литературоведении достаточно разработана. Несмотря на множественность определений жанра как такового, теоретической и практической путаницы в этой области почти нет - мы имеем достаточно ясное представление о жанрах, конкретных жанровых явлениях и системах. При этом с конца 1970 - начала 1980-х годов в науке появляется понятие метажанра, то есть некоего "наджанра", "сверхжанра". Эта категория не так часто становится объектом исследовательского интереса - здесь нет строгой теории и существует ряд актуальных проблем. Одна из таких проблем - разграничение жанра и метажанра. Необходимо понимать - в чем родство и в чем принципиальное отличие этих явлений. |
|
Что значит конкретно исследовать сказку, с чего начать? Если мы ограничимся сопоставлением сказок друг с другом, мы останемся в рамках компаративизма. Мы хотим расширить рамки изучения и найти историческую базу, вызвавшую к жизни волшебную сказку. Такова задача исследования исторических корней волшебной сказки, сформулированная пока в самых общих чертах. |
|
Очерки В.В.Розанова о писательстве и писателях впервые публикуются отдельной книгой. Речь в ней идет о творчестве многих отечественных и зарубежных писателей - Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Достоевского, Толстого, Блока, Чехова, Мережковского, Гёте, Диккенса, Мопассана и других, а также писательском мастерстве русских философов - Леонтьева, Вл. Соловьева, Флоренского и других. В этих очерках Розанов последовательно проводит концепцию ценностного подхода к наследию писателей, анализирует прежде всего художественный вклад каждого из них в сокровищницу духовной культуры. Очерки отличаются присущим Розанову литературным блеском, поражают глубиной и свежестью мысли. |
|
В основу этой статьи положено прагматическое понимание дихотомии текст - реальность, которое в двух словах сводится к следующему. Понятия текст и реальность не имеют онтологического статуса, они прагматически обусловлены. Один и тот же объект может быть рассмотрен и как текст, и как реальность в зависимости, во-первых, от того, в состоянии ли мы воспринять объект как знак (то есть, в сущности, понятно ли нам его значение), и, во-вторых, хотим ли мы воспринять его как знак. Это зависит от обстоятельств и от нашей доброй воли, во всяком случае, это проблема нашего выбора. И вот мы выбираем знаковый аспект реальности, совершенно, впрочем, не настаивая, что этот аспект единственный. Но для нас он, пожалуй, и единственный, так как он нам интереснее всего.
Прежде всего, реальность для нас - это слово, и мы будем стараться понять значение этого слова (скорее, именно так, во всяком случае, - не стараться понять, что такое реальность). Поэтому надо выяснить вначале, как употребляют это слово, и постараться отграничить наше понимание от других. |
|
Заканчивается ХХ век и второе тысячелетие с Р.Х. Сменяя друг друга, век сплошь заполнили "эпохи перемен". Время человечеству подводить итоги. Знаковым признаком этого стало появление разного рода "Хроник...", "Энциклопедий...", "Словарей..." и прочих справочно-аналитических изданий по различным областям человеческой деятельности. Книга, которую вы, уважаемый читатель, держите в руках, - из этого ряда. Ее автор, Вадим Руднев, лингвист и философ воплотил в "Словаре..." свой взгляд на культуру ХХ века.
"Словарь..." составили статьи по следующим областям современной культуры философии, психоанализу, литературе, семиотике, поэтике и лингвистике. Работа над "Словарем..." была непростой и на стадии подготовки текста и при выработке концепции построения книги, которая по нашему глубокому убеждению, должна быть, прежде всего, удобочитаемой и полезной в качестве справочного пособия.
"Словарь культуры ХХ века" предназначен для широкого круга читателей - от школьника, готовящегося к поступлению в гуманитарный вуз, до студентов и научных сотрудников, которые найдут в книге источниковедческий и библиографический материал. |
|
"Семиотика безумия" - второй сборник серии "Механизмы культуры". В нем представлены материалы международной конференции "Психические отклонения как источник литературного творчества" (Центр славянских исследований, Сорбонна, Париж, 2004) и статьи сетевого издания "Русский журнал" (www.russ.ru). Авторы - ученые, публицисты, политологи, - пользуясь разной методологией, анализируют состояние "умственного расстройства" как одну из доминирующих категорий литературного процесса, истории и политики. Книга адресована широкому кругу гуманитариев. |
|
Размышления об особом подвиде homo sapiens — человеке модернистском — нам хотелось бы начать с широко известной цитаты из широко известного произведения: «Горожане сильно изменились внешне, как и сам город, впрочем. О костюмах нечего уж и говорить, но появились эти... как их... трамваи, автомобили... Но меня, конечно, не столько интересуют автобусы, телефоны и прочая аппаратура, сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?»
Антропологи утверждают, что с кроманьонского периода человек почти не менялся генетически и физиологически. Говоря о «средневековом человеке», «человеке барокко», «человеке романтизма», мы подразумеваем изменения человека социального и культурного. Насколько человек духовно, «внутренне» меняется от эпохи к эпохе? Булгаковский Воланд, как известно, сам отвечает на свой вопрос, признавая, что современные люди «в общем напоминают прежних», что они сохраняют все существенные черты, свойственные человеческой природе. И все же, при неизменности сущностного ядра человека, «праструктуры гуманного» , от эпохи к эпохе в человеке совершаются внутренние, духовные перемены, и не только в смысле местного и исторического колорита. |
|
Никто не сомневается, что XIX век имел место и завершился 31 декабря 1900 года. Но какие границы получил он в словесности, в фикции, а та в символическом построении еще более усложненного порядка — в литературоведении? Жесткие ли эти границы, видоизменяющиеся, произвольные, в принципе ненаходимые? И посредством каких имен и понятий они должны быть выявлены, чтобы именно художественное достоинство этой длительности было подчеркнуто наиболее рельефно? |
|
| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|